КНДР 60 години в окопите

[Frujin Assen]

Пускам оригинала на руски, защото не знам дали ще ви е интересно. Ако е така ще го преведа.

[Frujin Assen]

Как известно, по условиям заключенных в Потсдаме летом 1945 г. соглашений, Корейский полуостров после победы над Японией должен был быть поделен между войсками держав-победительниц – СССР и США. Линия разделения проходила по 38-й параллели, примерно посередине полуострова. Иногда утверждают, что на предварительных переговорах англичане и американцы предлагали И. В. Сталину занять Корею целиком, а также ввести части Красной Армии на японский о. Хоккайдо, в обмен на некоторые уступки в Китае (в частности, минимизацию военной помощи коммунистам Мао Цзэдуна), но он на это не пошел.

В итоге, на севере и юге Кореи к власти закономерно пришли силы, дружественные СССР и США соответственно. В Южной Корее это были националисты во главе с профессором Ли Сын Маном (по сути, они представляли собой администрацию, руководившую Кореей до прихода американцев, во время полувековой японской оккупации полуострова, т.е. были чистой воды коллаборционистами), а на Севере – Трудовая партия Кореи во главе с Ким Ир Сеном, коммунистом, некоторое время прослужившим в Красной Армии. В 1948 г. советские и американские оккупационные войска начали покидать Корею. Первоначально планировавшиеся мероприятия по объединению этой страны (например, проведение общекорейских выборов с последующим созданием единого парламента и правительства) в условиях уже начавшейся «холодной войны» между сверхдержавами провести было нереально.

Таким образом, на Корейском полуострове образовалось два враждебных друг другу государства. 15 августа 1948 г. было объявлено о независимости Южной Кореи и создании Республики Корея со столицей в Сеуле, а 9 сентября провозглашено образование Корейской Народно-Демократической Республики (КНДР) со столицей в Пхеньяне.

Создание государств подразумевало и формирование их вооруженных сил, чем сразу же и занялись по обе стороны 38-й параллели. Американцы в этот момент были плотно заняты ситуацией вокруг о. Тайвань (в 1949 г. образовалась КНР, а чанкайшистов выбили с материка на Тайвань), и все их военные и финансовые усилия уходили туда, а также на восстановление экономики и военной мощи Японии, где в те годы тоже заметно окрепли левые силы. Именно поэтому вплоть до лета 1950 г. Вашингтон не слишком волновала ситуация в Корее, Малайе или Индокитае. Разумеется, военная помощь режиму Ли Сын Мана оказывалась, но только в том объеме, который полагался третьесортному, частично находящемуся под внешним управлением государству.

К лету 1950 г. в Южной Корее сформировали почти стотысячную армию (94 000 чел., не считая вспомогательных подразделений) из девяти пехотных дивизий – 1-3-й, 5-9-й и так называемой «Столичной». В каждой дивизии было по три пехотных полка, трехбатарейный артдивизион из 15 105-мм гаубиц плюс отдельные роты – в частности, противотанковые, оснащенные «базуками» и 57-мм пушками, и «роты тяжелого вооружения» с 60- и 81-мм минометами и крупнокалиберными пулеметами. При этом полную численность (10 948 чел.) к началу Корейской войны имели только 1-я, 6-я, 7-я и «Столичная» дивизии. Бронетанковой техники у южнокорейцев имелось по минимуму: 37 (по другим данным, 27) легких бронемашин М8 и М20 и десяток полугусеничных БТР М3 в составе 1-го кавалерийского полка, входившего в состав «Столичной» дивизии. В ВВС Южной Кореи насчитывалось 18 легких самолетов, пригодных для обучения летного состава, ближней разведки, корректировки артогня и выполнения связных задач.

При этом стоит отметить, что большинство авторов, пишущих о Корейской войне (и на Западе, и на постсоветском пространстве), предпочитают на замечать важную вещь: армия Южной Кореи с момента своего создания находилась в оперативном подчинении Тихоокеанского Командования армии США (американские оккупационные войска в Японии – 8-я американская армия; командующий – генерал Д. Макартур). Оно включало одну кавалерийскую и три пехотных дивизии (82 871 военнослужащий, 1081 орудие и миномет, 495 танков М24 и М4А3Е8. Группировка ВВС США в Японии располагала более чем 100 бомбардировщиками (включая 22 стратегических В-29 19-й бомбардировочной авиагруппы, дислоцированной на Гуаме), 593 истребителями (в том числе реактивными F-80 «Шутинг Стар»), 179 транспортными и порядка 300 учебными, связными и разведывательными самолетами. Кроме того, в Японии к началу 1950 г. базировалась солидная группировка ВМФ США: авианосец, два крейсера, 12 эсминцев, четыре подлодки и 118 самолетов палубной и базовой авиации. Согласитесь, что без учета военного потенциала США в данном регионе можно вполне поверить в сложившуюся на Западе версию об «агрессивной сущности» КНДР и ее подавляющем военном превосходстве над Южной Кореей летом 1950 г. Но на самом деле это было далеко не так.

Корейская народная армия (КНА) к лету 1950 г. насчитывала более сотни тысяч человек (западные источники указывают цифру в 223 000 чел., но с оговоркой, что не менее 102 000 чел. «поставили под ружье» уже после начала боевых действий) и включала десять пехотных дивизий – 1-7-ю, 10-ю, 13-ю и 15-ю, из которых к лету 1950 г. только семь более или менее удалось укомплектовать личным составом и вооружением; три дивизии были кадрированными.

Дивизии формировались явно по советскому образцу: в каждую входили три пехотных полка и артполк (три артидивизиона из 12 76-мм пушек ЗИС-3), а также полковые артиллерийские (76-мм полковые и 45-мм противотанковые пушки) и минометные батареи (82-мм и 120-мм минометы), количество и состав которых сильно разнились по дивизиям. Кроме того, имелись: тяжелый артполк (три дивизиона 122-мм гаубиц М-30), 1-2 реактивных дивизиона БМ-13/31, зенитный артполк (3-4 дивизиона 37-мм автоматов 70-К и 85-мм зенитных орудий 52-К, а также несколько пулеметных взводов с 12,7 мм ДШК) и инженерная бригада. ВВС КНА состояли из одной 55-й смешанной авиадивизии, насчитывавшей 93 штурмовика Ил-10, 79 истребителей Як-9П и 67 связных, учебных и транспортных самолетов (По-2, Як-18, Як-11, Ли-2).

Поскольку в Красной Армии роль бронетанковых войск была традиционно высока, в КНДР тоже уделили должное внимание их формированию. Уже в 1948 г. организовали учебное бронетанковое подразделение. Западные авторы именуют его 

«15-й учебный танковый полк», 

но реально в этом «полку» имелось всего два Т-34-85, а обучением северокорейских танкистов занимались около 30 советских военных специалистов (офицеры, сержанты-инструкторы и инженерный персонал). Предположения о наличии в этом подразделении 

«переданных китайцами танков М4 и М3А3»

не соответствуют действительности. Китайцы не принимали участия в организации КНА и физически не могли оказывать КНДР какую-то военную помощь: в 1949-1949 гг. в Китае еще шла гражданская война. По тем же данным, этим учебным центром командовал старший полковник [1] Ю Кун Су, бывший лейтенант Красной Армии, затем продолживший службу в 4-й пехотной дивизии КНА.

За год удалось подготовить некоторое количество танкистов, что позволило в мае 1949 г. начать формирование 105-й танковой бригады (тбр), которая рассматривалась в качестве основной ударной силы северокорейцев. В нее входили 107-й, 109-й, 203-й и 206-й мехполки. Однако мехполки стали таковыми только после начала Корейской войны – до этого они именовались батальонами, а при «повышении статуса» никакой дополнительной техники не получили, так как в КНДР не имелось ни танков, ни подготовленных экипажей.

Кроме 105-й тбр, в Корейской народной армии находился 20-й учебный танковый батальон (позднее также ставший полком) с 20 средними Т-34-85.

В каждом батальоне 105-й тбр к лету 1950 г. имелось не более 40 таких танков. Таким образом, общее количество Т-34-85 в КНА на начало Корейской войны составляло максимум 180 шт. Впрочем, американские источники увеличивают это количество до 238-279 машин, но с учетом танков, поставленных уже после начала боевых действий. Правда, последняя цифра явно сильно завышена, а вот то, что после начала войны из СССР передали КНДР 40-50 дополнительных «тридцатьчетверок», действительно похоже на правду, поскольку у северокорейцев практически не было кадровых резервов для комплектования новых танковых подразделений. При этом первоначально в летнем наступлении 1950 г. участвовало не более 100 «тридцатьчетверок»: по-видимому, некоторые полки 105-й тбр к началу войны не были полностью укомплектованы и боеготовы.

Корейская народная армия летом 1950 г. располагала также 75 самоходными установками СУ-76М. Западные авторы полагают, что по одному дивизиону СУ-76М должно было входить в состав семи пехотных дивизий. Но реально до трети самоходок (по разным данным, от 16 до 30 шт.) находились в составе приданного 105-й тбр 308-го самоходного артдивизиона (его упорно именуют «бронебатальоном»), т.е. реально САУ этого типа имелись далеко не во всех дивизиях. Кроме перечисленных частей, в состав 105-й тбр входил и 603-й разведбат (в литературе его обычно называют «мотоциклетным разведполком»), вооруженный мотоциклами М-72 и легкими бронеавтомобилями БА-64Б (порядка 20 машин).

Поразительно, но эти три сотни танков и САУ, считавшихся в СССР устаревшими, примененные в нужном месте и в нужное время, нагнали на НАТО и «прогрессивный» западный мир в целом такой нестерпимый ужас, что заставили собирать буквально со всего света огромное количество вооружения (включая стратегическую авиацию и снятые с консервации линкоры и авианосцы) для отправки в Корею с целью «противодействия агрессорам».

Говоря о начале Корейской войны, следует упомянуть еще ряд немаловажных моментов. С подачи западных авторов в литературе приводится как основной и неоспоримый следующий тезис: 

«коммунисты из КНДР вероломно напали на Южную Корею, являвшуюся островком подлинной свободы и демократии в тихоокеанском регионе». 

В ряде случаев добавляют, что Ким Ир Сена на нападение 

«благословил при личной встрече сам Сталин», 

а 

«план нападения был разработан советским генштабом и подписан лично маршалом Василевским (как вариант – маршалом Малиновским)». 

Что можно сказать по этому поводу?

В 1990-е гг. падкие до жареных сенсаций «демократические» журналисты и лжеисторики буквально перетряхнули архивы бывшего МО СССР в поисках хоть каких-то реальных доказательств данного факта, но в итоге лишь развели руками. Никаких подобных планов обнаружено не было. Не подтвердилась даже версия о «сталинском одобрении северокорейской агрессии». Как оказалась, Ким Ир Сен во главе делегации КНДР действительно находился в Москве в декабре 1949 г. во время торжеств по поводу 70-летия И.В. Сталина. Но данный визит носил казенно-поздравительный характер и никаких длительных дополнительных встреч или переговоров Ким Ир Сена с И. В. Сталиным (да еще и в расширенном составе, с участием военных) в ходе него документально не зафиксировано.

Отметим, что Ким Ир Сену вовсе не было нужды форсировать нападение на Южную Корею. Трудовая партия Кореи делала ставку на объединение Кореи путем вооруженного восстания на юге, опираясь на развитое подполье и мощную собственную агентуру – это намерение никогда не скрывалось. Действительно, в ходе летнего наступления 1950 г. довольно много южнокорейских полицейских, военных и чиновников добровольно перешли на службу к «северянам», а степень проникновения разведки КНДР на юг оказалась столь всеобъемлющей, что ее агенты обнаружились даже в военной верхушке Сеула и ближнем окружении Ли Сын Мана. Так что в КНДР вполне могли добиться своих целей спустя 3-5 лет, даже без серьезных боевых действий, и последующие примеры Вьетнама, Индонезии и ряда других стран Азии, Африки и Латинской Америки лишнее тому доказательство. Кстати, в полиции и прочих органах внутренних дел Южной Кореи к 1950 г. служило почти 50 000 чел. (половина от численности местной армии), т.е. там вполне здраво оценивали подобную угрозу. В КНДР госбезопасность, полиция и погранвойска в это же время имели вдвое меньшую численность.

Как ни парадоксально, но в нагнетании военной напряженности на Корейском полуострове была куда более заинтересована правящая верхушка Южной Кореи. Если посмотреть опубликованные американские официальные документы (например, отчеты американских военных и политических советников или материалы визита в Южную Корею тогдашнего Госсекретаря США Джона Фостера Цаллеса), окажется, что отношение правительства США к Ли Сын Ману было, мягко говоря, сдержанно-негативным. Население Южной Кореи характеризовалось как нищее и безграмотное, а правящая в Сеуле верхушка обвинялась в коррупции и диктаторских замашках. Ли Сын Мана и его окружение раз за разом уличали в явном казнокрадстве (разворовывались в том числе суммы, отпускаемые США на укрепление обороноспособности, образование, сельское хозяйство), искажении информации, подтасовке результатов выборов, нападках на свободу слова и прессы, преследовании политических противников и прочем.

Хотя США и гарантировали защиту Южной Кореи в случае нападения, но по состоянию на 1950 г. она, в отличие от Тайваня или Японии, не считалась 

«территорией, входящей в периметр обороны США».

Соответственно, суммы на военные расходы Ли Сын Ману выделялись довольно скромные. Поэтому, чтобы добиться дополнительных средств и поднятия своего авторитета в глазах заокеанских хозяев, в Сеуле буквально лезли из кожи вон. В течение 1949 г. на 38-й параллели было зафиксировано порядка 2617 спровоцированных южанами вооруженных инцидентов – от обстрелов сопредельной стороны, перестрелок с пограничниками КНДР и проникновения на север разведгрупп до серьезных боестолкновений, когда на север при поддержке артиллерии вторгались целые полки южнокорейской армии.

Например, 21 мая 1949 г. 350 солдат одного из полков 1-й пехотной дивизии южнокорейской армии вторглись на территорию КНДР в волости Качхон уезда Пексон провинции Хванхэ. Углубившись севернее 38-й параллели на 2-5 км, они вели бои с северокорейскими пограничниками, используя в том числе «базуки» и 12,7-мм пулеметы, после чего отошли на свою территорию. А 16 сентября 1949 г. провокационным вторжением 11-го пехотного полка 1-й пехотной дивизии южнокорейской армии севернее 38-й параллели непосредственно руководили американские военные советники (по сведениям от пленных – капитан и три лейтенанта). То есть уже в 1949 г. поводов для войны в Корее хватало.

Кстати, «северяне» во время летнего наступления 1950 г. захватили большое количество штабных документов и карт противника, судя по которым начало Корейской войны было вовсе не таким, как принято считать в «канонической версии». Эти документы, начиная с середины 1950-х гг., многократно публиковались, но западные историки их попросту игнорируют. А ведь там обнаруживаются интересные вещи. Например, если нападение КНДР на Южную Корею действительно было столь 

«неожиданным и вероломным», 

то почему документы о необходимости постройки на юге Кореи дополнительных военных аэродромов были утверждены командованием 8-й американской армии минимум за полгода до начала боевых действий, а американские религиозные миссионерские организации в Южной Корее (уж им-то точно ничего не полагалось знать о военных планах сторон!) приступили к эвакуации своего персонала и местных жителей с полуострова задолго до начала войны.

А реальное начало Корейской войны выглядело примерно так. В ночь на 25 июня 1950 г. армия Южной Кореи предприняла очередную, уже «типовую», провокацию на 38-й параллели. Силами до двух пехотных полков (в акции участвовали подразделения 1-й, 6-й и «Столичной» дивизий) южнокорейцы перешли границу, углубились на 1-2 км на территорию КНДР и начали продвижение в направлении Хэчжу – Кымчхон – Чхольвон. На протяжении 4-6 часов шел бой между ними и пограничниками КНДР. Затем, на рассвете, в Пхеньяне приняли ответные меры: по вторгшимся войскам Южной Кореи и военным объектам на сопредельной территории были нанесены артиллерийские удары (из 122-мм гаубиц и реактивных установок), после чего в контратаку пошли подразделения двух дивизий КНА, поддерживаемые несколькими десятками Т-34-85 и СУ-76М 105-й бригады. Не ожидавшие такого поворота событий (тяжелую артиллерию и бронетанковую технику «северяне» в ходе подобного столкновения применили впервые), «южане» просто побежали. Видя успех своих войск, генштаб КНА спустя несколько часов отдал приказ о переходе в общее наступление по всей протяженности 38-й параллели, в общем направлении на Сеул.

Дальнейшее хорошо известно. 28 июня 1950 г. северокорейские части вошли в Сеул. За рубежом обычно пишут, что «Сеул пал», но при этом армия Ли Сын Мана даже не пыталась оборонять столицу. А к августу 1950 г. американцы и южнокорейцы удерживали только плацдарм в районе г. Пусан и Тэгу на юге Корейского полустрова – так называемый «Пусанский периметр». Западные войска в Корее к этому времени получили статус Сил ООН, однако соответствующую резолюцию приняли при отсутствии советского представителя, и ее законность даже тогда выглядела более чем сомнительно.

Интересно, что западные историки и знатоки военной техники, издающие книги с громкими названиями типа «Танковая война в Корее», так и не удосужились ответить на простой вопрос: а где они собственно увидели в Корее эту самую «танковую войну»? Может быть, там имели место хоть какие-то встречные танковые бои крупных бронетанковых соединений? Ничего подобного!

С одной стороны, признается, что все противотанковые средства и большинство танков Сил ООН были совершенно неэффективны против Т-34-85. Например, описывается эпизоды первого столкновения частей 24-й пехотной дивизии США с северокорейскими танками в районе Осана 5 июля 1950 г. Тогда 33 Т-34-85 буквально проутюжили американскую оборону, но были подбиты только два из них, да и те бронебойными снарядами, выпущенными прямой наводкой (с дистанции 250 м и менее) из 105-мм гаубиц. Аналогично описывается и первый в этой войне бой танков с танками: 10 июля 1950 г. десяток (рота) американских М24 пытались вести бой с несколькими Т-34-85 и, потеряв две машины, отошли северокорейцы потерь не понесли.

Однако до сих пор замалчивается вопрос о реальной численности американских танковых подразделений. Из-за этого типичное описание боя выглядит так: танки из некоего подразделения армии США встретились с многочисленными Т-34-85 северокорейцев и героически остановили их, подбив несколько танков противника и понеся в этом бою небольшие потери. При этом подобное описание сразу же намекает на то, что для американцев бой был неравным: северокорейских танков было много больше, чем американских. Увы, но в большинстве случаев это откровенная ложь.

Так, утверждается, что 13-21 июля 1950 г. в ходе боев в районе г. Тэчжон (город обороняла 24-я пехотная дивизия США и части четырех южнокорейских пехотных дивизий) американцам удалось огнем 105-мм гаубиц и 88,9-мм «супербазук» подбить 19 северокорейских Т-34-85 из состава 105-й тбр (после успешных боев за этот город она была переименована в 105-ю гвардейскую тэчжонскую танковую дивизию). Но битва за Тэчжон – это операция по окружению и, возможно, самый впечатляющий успех северокорейцев за всю войну. 24-я пехотная дивизия США в ходе этих боев практически полностью погибла или попала в плен (был пленен даже ее командир генерал-майор У. Дин). Тогда откуда американские историки знают, сколько северокорейских танков и каким именно оружием подбила погибшая часть? Это позднейшие измышления американского командования или данные спиритических сеансов? При этом скромно умалчивается о том, чтов районе Тэчжона армии США и Южной Кореи потеряли 32 000 чел. (убитыми и пленными), 220 орудий и минометов и 20 танков М24 и М4А3Е8. В качестве трофеев северокорейцы захватили 540 пулеметов, 1300 единиц другого автоматического оружия и большое количество боеприпасов и автотранспорта.

Имеется также описание боя 17 августа 1950 г. на Пусанском периметре, когда танки М26 «Першинг» из 1-й бригады морской пехоты США (точное количество танков, как обычно, не указано) отбили атаку нескольких северокорейских Т-34-84, подбив без потерь для себя три «тридцатьчетверки». Как известно, маленькая ложь рождает большое недоверие. А именно – в американской бригаде морской пехоты того времени по штату должен был наличествовать танковый батальон из 60 средних танков (во время Второй мировой войны и сразу после нее это были «Шерманы»). Допустим, что спешно переброшенные в Корею американские части, как это утверждают западные авторы, не имели штатной численности. Но и в таком случае оборону держало не менее одной роты «Першингов» – 15 танков. При этом отмечается, что северокорейских танков было не больше десяти. То есть десяток Т-34-85 атаковали численно превосходившие их, да еще и стоявшие в замаскированных окопах более современные американские танки с 90-мм пушками. И это «неравный бой с численно превосходящим противником»?

Или бой 27 сентября 1950 г., когда десять Т-34-85 атаковали колонну войск США, в составе которой был 70-й танковый батальон на М4А3Е8 (количество «Шерманов» опять не приведено). Американцы потеряли три «Шермана», большое количество автомашин и орудий, но сумели подбить семь «тридцатьчетверок» и отразили атаку. Все выглядит очень героически, однако американский танковый батальон – это три роты по 17 танков (51 «Шерман»). То есть атака северокорейских танкистов на более чем пятикратно превосходящего противника вновь подается как «неравный» бой!

На основании описаний подобных боестолкновений, которые, строго говоря, не являлись танковыми дуэлями, западные авторы делают потрясающие выводы о том, что 

«М26 и М46 оказались не по зубам Т-34-85 и были равны ИС-2».

Действительно, эти танки имели мощные 90-мм орудия и превосходили Т-34-85 по качеству прицельного оборудования и броневой защите. Но их силовая установка и ходовая часть в условиях корейской пересеченной местности работали более чем неудовлетворительно. Даже сами американцы писали, что М26 и М46 это

«не танки, а полная катастрофа». 

То есть реальная боевая ценность «Першингов» и «Паттонов I» была весьма невысока, и лучше всего они проявили себя в качестве САУ и неподвижных огневых точек. В противном случае американцы не стали бы форсировать работы по созданию М47 и М48, но на устранение их конструктивных и производственных дефектов потом ушли десятилетия.

Вообще, анализируя события Корейской войны, следует помнить, что наибольшую роль в борьбе с бронетанковой техникой КНА сыграли не танки, артиллерия или пехотное противотанковое оружие армии США и их союзников, а американская авиация. Ее количество в ходе начального периода Корейской войны неуклонно росло. Например, в начале войны ВВС США на этом ТВД имели всего 22 стратегических бомбардировщика В-29, в июле 1950 г. их стало уже более 50, и к началу августа количество «Сверхкрепостей» перевалило за 100. К сентябрю 1950 г. ВВС США, палубная авиация флота и КПМ США выполнили в Корее более 4000 самолетовылетов, сбросив 30 000 т бомб. Американские самолеты не только непрерывно висели над полем боя, но и уничтожили промышленную (были разрушены все 18 имевшихся на севере Кореи заводов и фабрик) и транспортную инфраструктуру, а также крупные города КНДР.

В этой связи интересна американская статистика потерь северокорейской бронетанковой техники. Утверждается, что американские сухопутные войска в Корее уничтожили 239 Т-34-85 и 74 СУ-76М. При этом танкисты претендуют на 97 Т-34-85 (количество потерянных СУ-76М нигде не фигурирует), ценой потери 34 своих танков всех типов, т.е. соотношение потерь получается 1:3 в пользу американцев. Однако стоит посмотреть статистику боевой работы авиации США в Корее – и сразу начинаются чудеса.

Согласно опубликованным данным, к октябрю 1950 г. авиация Сил ООН в Корее отчиталась о 857 уничтоженных танках и САУ! Ответ на вопрос, откуда взялись такие цифры, дают сами же американские офицеры и журналисты в своих воспоминаниях: оказывается, все подбитые северокорейские танки и САУ подвергались многочисленным повторным атакам авиации, пока не превращались буквально в груды металлолома! В источниках более позднего периода это количество снижается до 102 танков и САУ, при этом считается, что до 60% этой техники было сожжено напалмом, действительно оказавшегося достаточно эффективным средством против БТТ и полевых укреплений. Однако в сумме «достижения» сухопутных войск и авиаторов Сил ООН все равно дают цифру, превышающую реальную численность бронетанковой техники КНА не менее чем на сотню единиц. И это при том, что к октябрю 1950 г. северокорейцы потеряли отнюдь не 100% своей бронетанковой техники: отдельные Т-34-85 и СУ-76М оставались в войсках, а десяток исправных СУ-76М и несколько Т-34-85 даже были захвачены американским десантом в железнодорожном эшелоне в порту Хыннам в начале ноября 1950 г.

По данным американских официальных источников, от ударов авиации ВВС, ВМФ и КМП США северокорейцы и китайцы потеряли за неполные три года Корейской войны 194 800 чел., 1327 танков, 963 паровоза и еще много чего (эти цифры фигурировали в западной справочной литературе вплоть до 1990-х гг.). Сколько здесь ставить восклицательных знаков – решайте сами.

Ответные действия не заставили себя ждать. 15 сентября 1950 г. в порту Инчхон высадился американский морской десант – более 30 000 солдат (три дивизии, в том числе две американских и одна южнокорейская) и более 300 единиц бронетанковой техники. В высадке участвовали около 300 боевых и транспортных судов (три авианосца, десять крейсеров, 38 эсминцев, 52 больших и 180 малых десантных кораблей). С воздуха десант поддерживали почти 400 самолетов палубной авиации. Практически одновременно, 16 сентября, 8-я американская армия начала наступление на север с «Пусанского периметра». К этому времени там находилась 160-тысячная группировка (85 000 американцев и 73 000 южнокорейцев, остальные – представители прочих Сил ООН), располагавшая несколькими сотнями единиц тяжелой бронетанковой техники.

На тот момент КНА, занявшая 90% территории Корейского полуострова, понесла большие потери и уже сильно уступала противнику как численно, так и качественно. Коммуникации северокорейцев были растянуты, а постоянные удары американской авиации (от ВВС КНА остались одни «воспоминания» в виде нескольких истребителей и штурмовиков) вынудили вести боевые действия и все передвижения только в темное время суток. Из-за полного разрушения бомбардировочной авиацией сети местных железных дорог (и без того немногочисленных) боеприпасы, продовольствие, топливо и прочие предметы снабжения можно было доставлять только на грузовых автомашинах и в ночное время. При общем недостатке любого автотранспорта в КНДР это закономерно вызвало перебои со снабжением; доставка из тыла на передовую тяжелой артиллерии, а также танков и САУ в таких условиях вообще исключалась.

Довольно странно после этого заявлять, что 

«план вторжения КНДР на юг был тщательно спланирован советским генштабом».

Итоги летнего наступления показывают, что оно было не более чем удачной импровизацией. При этом северокорейское военное руководство не имело практически никаких резервов и материальных ресурсов для длительной войны против всего западного мира. В Пхеньяне поначалу упорно считали, что ведут «внутрикорейскую» гражданскую войну против Южной Кореи, а возможность вступления в войну на стороне Сеула войск США всерьез не рассматривалась. Вероятно, ставка делалась на быструю победу с последующим занятием всего Корейского полуострова, при котором американцы просто не успели бы перебросить свои части в Корею. За эти стратегические просчеты руководство КНДР и поплатилось.

Отражать американское наступление было нечем. В районе Инчхона оборону на побережье занимал всего-навсего один пехотный полк с парой батарей 76-мм пушек ЗИС-3, а между Инчхоном и Сеулом у северокорейцев имелось только 20-25 Т-34-85 и СУ-76М с наспех обученными и необстрелянными экипажами. Главные силы КНА очень быстро оказались в окружении и были вынуждены прорываться на север пешим порядком, бросив тяжелое вооружение и весь имеющийся транспорт. При этом американцы и их союзники, вроде бы явившиеся в Корею для 

«восстановления первоначального статус-кво», 

имели далеко идущие планы.

28 сентября 1950 г. они взяли Сеул и вышли к довоенной границе по 38-й параллели, но на этом не остановились и продолжили наступление на север. Теперь «восстановление демократии» выглядело уже как неприкрытая агрессия, причем южнокорейцам были развязаны руки для «наказания» тех корейцев, кто лояльно отнесся к приходу КНА. 20 октября 1950 г. американские и южнокорейские войска заняли столицу КНДР Пхеньян, а неделю спустя передовые американские части и 6-я южнокорейская пехотная дивизия на нескольких участках вышли к реке Ялуцзян (границе КНДР и КНР) и вознамерились продвигаться дальше – в Маньчжурию, на территорию КНР.

Именно эти провокационные действия западной коалиции заставили «проклятых коммунистов» пустить в дело очередной весомый «аргумент». 26 октября 1950 г. 250 тыс. солдат Корпуса китайских народных добровольцев Народно-Освободительной Армии Китая (HОAK) под командованием маршала Пын Де Хуая (к лету 1953 г. у китайцев в Корее, по разным данным, насчитывалось до миллиона солдат) и уцелевшие (переформированные и пополненные новым оружием) части КНА перешли в контрнаступление по всей линии китайско-корейской границы. Танков и прочей бронетанковой техники у китайцев не было (а у корейцев на весь фронт к тому времени не набиралось и 50 исправных Т-34-84 и СУ-76М), явно не хватало и тяжелой артиллерии, но все равно остановить такое количество войск противника оказалось нереальной задачей для Сил ООН. К тому же китайское наступление пришлось на похолодание с сильными снегопадами: американская авиация не могла полноценно работать из-за облачности, моторы танков и автомашин Сил ООН отказывались заводиться, не хватало и зимнего обмундирования. В итоге китайцы быстро прорвали фронт, и южнокорейские части (в очередной раз!) побежали. Даже американские морпехи в этих условиях были вынуждены поспешно отходить.

Генерал Д. Макартур впал в истерику, потребовав от Вашингтона разрешения на массовое применение по территории Северной Кореи, Маньчжурии и советского Дальнего Востока ядерного оружия, но вместо этого его отправили в отставку, заменив более реалистически настроенным генералом Риджуэем.

7 декабря 1950 г. части НОАК и северокорейцы отбили Пхеньян, в конце декабря они вышли к 38-й параллели на всем протяжении довоенной границы, а 4 января 1951 г. вторично заняли Сеул.

К этому времени линия фронта проходила в 90-100 км южнее 38-й параллели. Однако ценой невероятных усилий (прежде всего благодаря переброске в Корею дополнительной авиации, подкреплений и тяжелого вооружения) американцам вновь удалось качнуть «корейские качели» в другую сторону.

8 января 1951 г. Силы ООН перешли в наступление, и к лету 1951 г. линия фронта окончательно стабилизировалась, в основном, по 38-й параллели.

С этого момента говорить о какой-либо «танковой войне в Корее» уже и вовсе бессмысленно. Оказывается, с конца октября 1950 г. и вплоть до перемирия 1953 г. все находившиеся в Корее современные западные танки, вроде М26, М46 или «Центурионов» Мк.3 английского контингента, только отражали наступления многочисленной китайской и северокорейской пехоты. В американской военно-мемуарной литературе все это описано еще более откровенно: практически все воевавшие в Корее с 1951 г. американские офицеры и солдаты ни разу не видели на поле боя северокорейских или китайских танков, а в небе – вражеской авиации (МиГ-15 советского 64-го ИАК ПВО и объединенной воздушной армии КНР и КНДР действовали в тылу, над пограничной рекой Ялуцзян; над линией фронта появлялись только немногочисленные ночные бомбардировщики ВВС КНДР). При этом всегда упоминается многочисленная и очень точная тяжелая артиллерия северокорейцев и китайцев (включая реактивные установки), а также фанатичная, хорошо вооруженная пехота, всегда стремившаяся навязать противнику ближний, переходящий в рукопашный бой и прекрасно действовавшая в ночное время.

Характерно, что успехи западных танкистов в отражении атак вражеской пехоты были неочевидны даже при условии недостатка у атакующих солдат противника, например, ручных гранат! Любопытнее всего в этой связи выглядят «достижения» экипажей тех же «Центурионов». Несколько десятков этих машин доставили в Корею в самом конце 1950 г., и за два с половиной года участия в этой войне они ни разу не вступали в бой с танками противника! Единственный за всю войну подобный эпизод имел место 11 февраля 1951 г., когда «Центурионы», ведя огонь с дистанции 2700 м, поразили-таки танк противника, но это был британский же «Кромвель», накануне захваченный у англичан китайскими добровольцами! При этом сами англичане понесли в Корее достаточно серьезный урон, безвозвратно потеряв от мин и артогня не менее десятка «Центурионов».

В целом же в 1951-1953 гг. Силы ООН использовали танки в Корее как средство огневой поддержки во время локальных наступательных действий за обладание отдельными господствующими высотами. Несмотря на отсутствие на поле боя танков противника, западные танкисты несли во время этих мелких наступлений достаточно серьезные потери от противотанковых мин, фугасов и противотанкового оружия китайцев и северокорейцев. При этом отмечалась замечательная маскировка противотанковых средств (прежде всего орудий ПТО): зачастую американские командиры просто не успевали понять, чем именно подбивали их танки и откуда велся огонь.

По состоянию на 1952 г., в Корее действовало 493 503 солдата западных государств, в том числе 185 229 американцев (8-я армия, а также 25 641 морпехов и 16 000 военнослужащих ВВС США), 249 815 южнокорейцев, 10 138 англичан и австралийцев, 4383 турка, 1277 филлиппинцев, 1050 таиландцев, 858 канадцев, 818 новозеландцев, 777 греков, 749 французов, 638 солдат из Бельгии и Люксембурга, 500 голландцев (плюс чисто символические воинские контингенты еще ряда стран, не превышавшие сотни человек), которые имели порядка 1500 танков – 309 М26, 200 М46, около 1 000 М4А3Е8 («Шерманы» использовали не только американцы, но и контингенты других западных государств, например Канады и Австралии), до 500 легких М24 (в 1953 г. к «Чаффи» прибавилось несколько десятков М41) и не менее 100 британских танков («Центурионы» Мк.3, «Кромвели» и огнеметные «Черчилль-Крокодилы»), не считая САУ, БТР и другой легкой бронетанковой техники.

Им противостояло не менее 250 000 северокорейских солдат и до 500 000 китайских добровольцев. Бронетанковые войска КНА были более или менее восстановлены в конце 1951 г. и насчитывали порядка 250 Т-34-85 и не менее 100 СУ-76М. Есть упоминания, что к концу войны КНДР дополнительно получила несколько десятков САУ СУ-100.

Китайцы в Корее поначалу не имели танков. Иногда предполагают, что осеннее китайское наступление 1950 г. могло проходить при поддержке некоторого количества легких танков М3А3 «Стюарт», доставшихся армии Мао от чанкайшистов, и бывших японских танков (в частности, Тип 97 «Ши-Ха»). Но эти предположения не соответствует действительности и основаны, как правило, на китайской пропагандистской хронике того периода, снятой вдалеке от корейского фронта. Только к концу 1951 – началу 1952 г., по мере перевода НОАК на советские стандарты, китайцы перебросили в Корею технику трех или четырех смешанных танковых полков. Каждый полк имел по три танковых батальона Т-34-85 (всего 60 танков, по 20 машин в батальоне) и отдельную роту из пяти ИС-2, т.е. всего у НОАК в Корее имелось 180-240 Т-34-85 и порядка 25 ИС-2. Считается, что кроме ИС-2 в этих полках могли состоять на вооружении тяжелые САУ ИСУ-122, но подтверждающих фото (в отличие от ИС-2) не имеется, как нет и информации о применении частями НОАК в Корее СУ-76М или СУ-100, хотя на территории КНР машины этих типов имелись в составе китайской армии.

Китайские и северокорейские танки в период так называемой «траншейной», или «туннельной», войны (1951-1953 гг.) применялись весьма ограниченно. Как правило, их располагали на заранее подготовленных и хорошо замаскированных позициях километрах в 10 от передовой (в том числе на обратных скатах высот) и рассматривали как подвижный резерв на случай широкомасштабного наступления противника. В основном в этот период танки КНА и НОАК вели огонь с места, выполняя функции САУ или неподвижных огневых точек. В данном случае тактика их танковых подразделений не сильно отличалась от тактики Сил ООН. Ни одного факта боя с танками противника в этот период не отмечают даже сами китайцы. Поэтому у американцев и их союзников не было шанса проверить в реальном бою против ИС-2 свои М26, М46 или «Центурионы». Соответственно, утверждать, что эти танки были равны ИСам или в чем-то превосходили их, невозможно.

27 июля 1953 г. в местечке Пханьмунчжом; на 38-й параллели, после двух лет бесплодны) переговоров, было, наконец, подписано перемирие между войсками США и Южной Кореи с одной стороны и НОАК и КНА – с другой. Стоившая воюющим сторонам более 2 млн. жизней война (по самым скромным подсчетам, в Корее погибло 84 000 военнослужащих Южной Kopeи и Сил ООН, 140 000 военнослужащих НОАК и КНА и до 2 млн. мирных жителей), в которой использовались различные средства массового уничтожения (хорошо известны факты применения в Корее бактериологического оружия! американской стороной), закончилась, xoтя полноценного мирного договора подписано не было. Оба корейских государства по сей день живут в режиме неустойчивого перемирия.

Для КНДР и Южной Кореи настало время восстанавливать и наращивать военную и экономическую мощь, поскольку возобновление боевых действий не исключалось. Северокорейцы с их 350 танками и САУ поначалу оказались в значительно лучшем положении чем армия Ли Сын Мана, которая летом 1953 г. имела около 100 легких танков М24 и устаревших противотанковых САУ М36В-2. В КНДР и сегодня считают, что США потеряли в Корее 405 408 чел., южнокорейская «марионеточная клика» – 1 119 965 чел., прочие «страны-сателлиты» – 30 665 чел., а также 5720 самолетов 2690 танков, 54 бронемашины, 4 111 автомашин, 1 374 орудия, 564 корабля. Однако, вот верить этим фантастическим данным, людские потери США в Корее превышают их потери во Второй мировой войне.

Использованы фото из архива автора и из общедоступной сети Интернет. Рисунки А. Шепса

Литература

1. Thomas N., Abbot P. The Korean War 1950-53.-! London: Osprey Pub!., 1986.
2. Zaloga S., Batin G. Tank Warfare in Korea 1950-53. -i Hong Kong: Concorde Pub!., 1994.
3. Groehler O. Der Koreakrieg 1950 bis 1953. – Berm Militarfertag der DDR, 1980.
4. Первенцев А., Васильев А., Волк И., БорзенкоC\ Сражающаяся Корея. – М.: Военно-морское изд. Военно-морского министерства Союза СССР, 1951.
5. Семенов Г. Три года в Пекине. – М. : Наука, 1978.
6. Хо Чжон Хо. Кан Сок Хи. Пак Тхэ Хо. Империалисты США развязали войну в Корее. – Пхеньян: Изд. литература на иностранных языках, 1993.

---

• [1] Специфическое северокорейское воинское звание, по-корейски звучит как «тае-ива» – на погонах советского образца с двумя просветами расположены в том же порядке, как у советского капитана, четыре больших звезды, отдельные юмористы от униформистики называют это звание «настоящий полковник».

[Frujin Assen]

После подписания перемирия в 1953 г. предполагалось, что все дальнейшие вопросы (полноценный мирный договор, нормализация двухсторонних отношений и возможное объединение страны) руководители КНДР и Южной Кореи будут решать строго между собой. Но этого не произошло. С одной стороны, войска США остались на юге Кореи и после перемирия: 8-я американская армия, включающая 2-ю пехотную дивизию и несколько отдельных бригад и батальонов (не менее 28 500 чел., несколько сотен единиц бронетанковой техники и более 100 боевых самолетов и вертолетов) находится там и в настоящее время. С другой стороны, «большие братья» не предложили Ким Ир Сену никаких рецептов развития ситуации. Руководители СССР после смерти И. В. Сталина вообще дистанцировалось от корейских дел, а в Китае чрезмерно увлеклись масштабными экономическими и социальными экспериментами, начав с Большого скачка и закономерно закончив Великой пролетарской культурной революцией – Мао Цзэдуну тоже не было никакого дела до внутрикорейского урегулирования.

С тех пор обе стороны стали приписывать победу себе, трактуя историю с прямо противоположных позиций, хотя в Корейской войне 1950-1953 гг. не было победителей. В Сеуле по сей день считают, что армия Республики Корея с помощью США и других стран «демократического сообщества» сумела отразить внезапное нападение «тоталитарных» северокорейских соседей, которые оказались неспособными продолжать противостояние и вынуждены были подписать перемирие.

В свою очередь, в Пхеньяне полагают, что «сеульские наймиты» США не давали Ким Ир Сену объединить корейский народ и строить в КНДР коммунизм, а в июне 1950 г. совершили акт агрессии. Корейская народная армия разгромила и «южан», и находившиеся на юге войска США, но американцы и 22 империалистические державы прислали в Корею огромное количество войск и техники, из-за чего «северянам» пришлось временно отступить. Но они все же дали достойный отпор интервентам (при незначительной помощи китайцев), которые, оказавшись перед лицом неминуемого поражения, были вынуждены заключить позорное для себя перемирие с КНДР.

При этом на Западе, традиционно осуждая государственный строй КНДР (обычно его именуют «тоталитарно-феодальной кликой Ким Ир Сен – Ким Чен Ира – Ким Чен Ына»), забывают о том, что в Республике Корея правит практически аналогичный режим, который упорно игнорирует так называемые «демократические ценности», а власть, сосредоточенная в руках отдельных кланов и семей, переходит фактически по наследству. Судите сами: первым правителем Южной Кореи был трижды переизбиравшийся на пост президента (на безальтернативной основе, при почти 100% явке избирателей и при не менее 75-80% голосов, поданных в его поддержку) почтенный «демократ» Ли Сын Ман, которого еще в 1950-е гг. в американской прессе (!) иногда именовали «коррупционером» и «диктатором». Попытка Ли Сын Мана переизбраться в четвертый раз в 1960 г., что противоречило конституции и всем местным законам, вызвало его отстранение от руководства и приход к власти в Южной Корее военной хунты.

С 1963 по 1993 г. страной руководили, сменяя друг друга, генералы Пак Чхон Хи, Чон Ду Хван и Ро Дэ У. Методы их правления даже на Западе неизменно сравнивали с режимами Сомосы и Пиночета. И хотя с 1993 г. власть в Южной Корее вроде бы перешла к «гражданским демократам», стоит напомнить, что, например, нынешняя президент Республики Корея Пак Кын Хе – родная дочь того самого генерала Пак Чжон Хи. То есть и три десятилетия спустя власть в Сеуле осталась, по сути, в тех же руках.

Поскольку боевые действия на Корейском полуострове могли возобновиться в любой момент, КНДР и Южная Корея срочно занялись перевооружением и модернизацией своих армий. Северокорейцы достаточно быстро нарастили численность своего танкового парка и к концу 1950-х гг. имели на вооружении около тысячи танков и САУ (в том числе не менее 750-800 Т-34-85 и до 100 СУ-100), что позволило полностью укомплектовать 3-4 танковые дивизии. Кроме того, на вооружении пехотных дивизий Корейской народной армии оставалось около сотни СУ-76М. Встречающаяся в некоторых западных источниках информация о передаче КНДР китайцами при выводе войск НОАК из Кореи 20-30 танков ИС-2 подтверждения пока не находит. Иногда пишут, что в 1958-1960 гг. КНДР получила из СССР не менее 50 тяжелых ИС-3 (ИС-3М), однако это также не подтверждено документально.

В 1960-е гг. модернизация танкового парка КНДР продолжилась: из СССР начали поступать средние танки Т-54, легкие плавающие ПТ-76 и бронетранспортеры БТР-50. Кроме того, северокорейцы обзавелись полсотней колесных БТР-40. Приводятся данные о поставках в Северную Корею БТР-152, но ни одной фотографии таких машин в армии КНА не опубликовано.

Количество полученных ПТ-76 и БТР-50 было невелико, а вот средних танков в Северную Корею, по разным данным, поставили до полутора-двух тысяч – от Т-54 самых ранних выпусков до Т-55, которые поступили уже в конце 1960-х гг. В 1960-1970-е гг. начались также поставки бронетанковой техники из Китая. Северная Корея получила из Китая средние танки «Тип 59», легкие «Тип 62» («облегченный» вариант Т-59), легкие плавающие танки «Тип 63» и гусеничные БТР «Тип 63» (они же YW 531А).

Относительно количества китайской техники приводятся весьма противоречивые данные. Например, на Западе полагают, что в КНДР поставили более 3000 единиц БТТ всех вышеперечисленных типов, но это противоречит западной же информации о производстве танков в КНР, которое в те годы, как известно, было незначительным. То есть реально китайцы могли передать Северной Корее от силы несколько сотен боевых машин всех типов.

В 1970-1980-е гг. в КНДР развернули собственное бронетанковое производство, которое вполне вписывалось в провозглашенную Ким Ир Сеном философию «чучхе», согласно которой, в идеале, буквально все, в том числе и вооружение, должно было производиться непосредственно в стране. Западные данные о северокорейском бронетанковом производстве основаны, в основном, на непроверенных данных и имеют откровенно недостоверный характер. Например, приводимые номера и местоположение «танковых заводов КНДР», как правило, взяты «с потолка».

Допускается, что в производстве БТТ могут участвовать следующие предприятия Северной Кореи: сталелитейные заводы в г. Кансон «Имени Ким Чака» и в г. Хванхэ (производство броневого проката); металлургический завод «Имени 18 мая» в г. Нампхо (производство бронекорпусов, а также литых и штампованных броневых деталей, в частности, танковых башен); заводы Кымсенского тракторного объединения и электровозостроительное объединение «Имени Ким Чжон Тхэ» (окончательная сборка и производство двигателей); предприятия автомобильного объединения «Сынри» в г. Токчхон, Раквоне и Ренсоне (производство легкой бронетанковой техники, в частности, БТРов). Не исключено, что в выпуске бронированных машин также задействованы машиностроительные и судостроительные предприятия, расположенные в том же г. Нампхо.

В принципе, скопировать танк Т-54, а также 100-мм пушку Д-10Т и двигатель В-54 для северокорейцев было сложной, но отнюдь не непосильной задачей. Хотя СССР не передавал КНДР никакого оборудования и технологий для бронетанкового производства (не считая, разумеется, ремонта БТТ), эксперты не исключают, что помощь северокорейцам в этом вопросе оказывали китайские специалисты. Так или иначе, производство бронетанковой техники в КНДР из-за ограниченных промышленных ресурсов носило откровенно кустарный характер и в самые лучшие годы (например, в 1980-е гг.) не превышало нескольких десятков единиц в год. Отмечается, что копия танка Т-54 в основном соответствует китайскому «Тип 59» ранних выпусков, но отличается еще более низким качеством изготовления (в частности, имеет крайне незначительный ресурс деталей ходовой части, двигателя и ствола орудия). Правда, внешне их практически невозможно отличить от машин советского или китайского производства.

Наиболее же известным танком, производившимся в КНДР, считается легкий плавающий ПТ-85, который еще обозначается как М-1985 (иногда – «Тип 85») – по году первого появления на военном параде в Пхеньяне. Это двадцатитонная машина, оснащенная 85-мм орудием и ПТРК «Малютка», представляет собой, по сути, аналог китайского легкого «Тип 63» с новым бронекорпусом и некоторыми изменениями в силовой установке и ходовой части. При этом количество изготовленных ПТ-85 незначительно, даже с учетом построенных на его базе бронетранспортеров (с установкой в башне вместо орудия спарки 14,5-мм пулеметов КПВТ), и составляет менее 100 машин. Общее количество легких танков (ПТ-76, «Тип 62», «Тип 63», ПТ-85) в составе КНА в конце 1990-х – начале 2000-х гг. оценивалось в 500-550 единиц, при этом ПТ-85 из этой статистики отдельно не выделялись.

В КНДР также наладили серийный выпуск гусеничных бронетранспортеров «Тип 323», весьма похожих на китайские БТР YW 531А («Тип 63»), но отличающихся от них конструкцией корпуса и ходовой части. Именно на его базе изготавливают весьма любопытные варианты – машины с дополнительным вооружением, установки РСЗО, самоходные ПТРК, САУ и т.д. Возможно, из-за того, что в КНА по сей день господствует устаревшая концепция использования мотострелковых подразделений (пехотинцы в бою должны передвигаются десантом на броне танков, в стиле Второй мировой войны), количество БТРов и БМП в армии КНДР, в общем, невелико. Например, в 1970-1980-е гг. Северная Корея получила из СССР всего несколько десятков БТР-60ПБ/ПУ, которые не нашли там широкого применения, а БРДМ и БМП-1/2 в КНДР вообще никогда не поставлялись.

Кроме того, с конца 1980-х гг. в КНДР производятся относительно многочисленные САУ и ЗСУ, разработанные на базе средних танков «Тип 59», легких «Тип 62» и бронетранспортеров. До сих пор нет однозначной информации, используются ли для переделок машины, ранее полученные из СССР и КНР (к примеру, наиболее изношенные танки, прошедшие капремонт), или шасси все-таки выпускаются непосредственно в Северной Корее. При этом в ряде источников указано, что за последние десять лет все легкие танки «Тип 62» выведены из боевого состава и, предположительно, переоборудованы в САУ.

Последним пополнением танкового парка Корейской народной армии стали средние танки Т-62, поставленные из СССР в 1980-е гг.; их количество оценивается западными экспертами в 300-500 ед. По другим данным, северокорейцы получили из СССР не более 350 таких машин.

Что касается Южной Кореи, то армия Ли Сын Мана, к концу 1950-х гг. получила в дополнение к сотне легких танков М24 и устаревших противотанковых САУ М36В-2 не менее 100 танков М4АЗЕ8 «Шерман». Они передавались южанам по мере сокращения американской группировки и вывода Сил ООН из Кореи.

Более серьезная модернизация танкового парка южнокорейской армии началась в первой половине 1960-х гг., после прихода к власти военной хунты. К этому времени (в том числе из-за начала Вьетнамской войны) американцы стремились максимально усилить собственные потенциальные возможности для нейтрализации «красной угрозы» в Юго-Восточной Азии, в том числе путем вооружения своих региональных союзников. Армия Южной Кореи, как и японские Силы Самообороны, до сих пор не самостоятельна в военном плане и находится под американским оперативным командованием, а в 1966-1972 гг. южнокорейские части (например, пехотная дивизия «Тигры» и ряд более мелких подразделений) активно воевали во Вьетнаме.

Общие боевые задачи определяли и необходимость унификации БТТ – в 1960-1980-е гг. в Южную Корею было поставлено до 2 000 танков М47 и М48 (в том числе не менее 950 М48А5) и такое же количество БТР (в основном М113 и LVTP7). Одновременно на юге Кореи с американской помощью были развернуты ремонтные предприятия, которые позднее превратились во вполне полноценную бронетанковую индустрию, позволившую не только модернизировать имеющуюся технику (например, М48А5 и М113), но и производить собственные бронированные машины, включая даже основные танки.

В 1980-е гг. стало понятно, что хотя модернизированные южнокорейские танки М48А5 и не уступают северокорейским Т-54/«Тип 59», за КНДР, тем не менее, сохраняется некоторое численное превосходство (тем более что американская и южнокорейская пропаганда сильно завышали военную мощь КНДР, утверждая, что КНА может иметь на вооружении до 10 000 танков). Нейтрализовать эту потенциальную угрозу можно было несколькими путями – развитием и увеличением количества противотанковых средств или принятием на вооружение более совершенных образцов БТТ.

Следствием этого стала начавшаяся в 1979 г. с американской помощью разработка и производство (с 1985 г.) в Южной Корее основного танка К1 («Тип 88»). Он оснащался 105-мм пушкой М68А1, комбинированной броневой защитой и производился в Южной Корее до конца 1990-х гг. (по разным данным, выпустили 831-900 танков этого типа). Его появление на вооружении несколько изменило баланс сил на Корейском полуострове.

По состоянию на 2004 г., в Корейской народной армии (при населении КНДР 22,2 млн. чел.) числилось 1 млн. 820 тыс. военнослужащих регулярных войск (мобилизационный резерв на случай войны составлял 4 млн. 700 тыс.), еще не менее 189 тыс. – военизированных формированиях госбезопасности и МВД, 86 тыс. – в ВВС и около 46 тыс. – в ВМС КНДР. В составе сухопутных войск имелось 27 пехотных дивизий, 15 танковых и 14 механизированных бригад (в некоторых источниках их именуют дивизиями), бригада оперативно-тактических ракет, 21 артиллерийская бригада, девять бригад реактивной артиллерии (РСЗО), ракетный полк тактических ракет, а также войска специального назначения (88 тыс. чел.).

Как предполагают западные эксперты, в случае войны КНДР сможет быстро отмобилизовать еще до 40 пехотных дивизий и 18 пехотных бригад. На вооружении КНА находилось 30 пусковых установок оперативно-тактических ракет, 24 пусковые установки тактических ракет, не менее 3 500 средних танков, 560 легких танков, 2 500 БТР (в основном варианты машин «323», небольшое количество БТР-40/60, до 20 БТР-80А и колесные бронемашины собственного производства), 10 400 орудий (включая до 4 400 САУ, но данная цифра явно завышена, даже если включает не только САУ но и ЗСУ, поскольку превышает общее число имеющихся в КНА танков, реально в северокорейской армии имеется не более 1 500 САУ), 2 500 РСЗО различного калибра, 7500 минометов, И 000 зенитных орудий всех калибров (около 3000 из них калибром не менее 85-мм расположены на стационарных позициях и могут выполнять не только задачи ПВО, но и береговой обороны), не менее 10 000 различных ЗРК и несколько тысяч ПТРК, включая как устаревшие «Малютки» и «Шмели» местного производства, так и полученные из СССР до начала 1990-х гг. «Конкурсы» и «Фаготы».

В ВВС КНДР имелось три бомбардировочных авиаполка и 15 истребительно-бомбардировочных и истребительных авиаполков, 650 боевых самолетов и до 282 вертолетов. При этом к 2010 г. из-за выработки ресурса и невозможности полноценного ремонта в условиях международной изоляции было боеспособно не более 20% авиапарка ВВС КНДР, включая даже наиболее современные типы самолетов.

В ВМС КНДР числилось 22 подводных лодки (в основном проекта 033), до 57 малых и сверхмалых подлодок собственной постройки, три фрегата УРО, четыре малых противолодочных корабля, 34 ракетных катера, более 125 торпедных катеров, 38 больших патрульных катеров, 125 малых патрульных катеров, 10 малых десантных кораблей собственной постройки, 131 десантный катер, 136 десантных барж и плашкоутов, 24 тральщика, восемь плавбаз подлодок и четыре гидрографических судна. В береговой обороне КНДР в этот период имелось два полка ПУ противокорабельных ракет местного производства (часть установок – мобильные), а также 122-мм, 130-мм и 152-мм орудия различных типов.

В армии Республики Корея в тот же период (при населении 47,4 млн. чел.) числилось 686 тыс. чел. (мобрезерв – до 4,5 млн.). Кроме того, в военизированных формированиях (полиция, силы общественной безопасности, гражданская оборона) насчитывалось 3,5 млн., по 63 тыс. – в ВВС и ВМС, 28 тыс. – в морской пехоте и 4,5 тысячи – в морской полиции.

Сухопутные войска Южной Кореи (численность боевых подразделений оценивалась не менее чем в 560 тыс. чел.) включали три механизированные и 15 пехотных дивизий, а также 15 отдельных бригад (две пехотные бригады, семь бригад спецназа, три пограничные бригады и три зенитно-артиллерийские бригады), пять дивизионов ЗРК, три дивизиона тактических ракет. В случае войны Южная Корея считается способной в короткие сроки отмобилизовать еще 23 пехотные дивизии.

На вооружении южнокорейской армии находилось 12 ПУ тактических ракет «Лэнс», 2330 танков (в том числе 831-900 К-1 и 80 Т-80У, остальные – М48А5 и М48А5К, большинство танков более старых типов к 2004 г. было списано), 2880 БТР и БМП (включая 40 БМП-3), более 3500 буксируемых артсистем, 1090 САУ, 185 РСЗО кал 130 и 227 мм, 6 000 минометов, 600 зенитных орудий (в основном малого калибра), свыше 310 ЗРК, 610 ПЗРК, 789 ПТРК, 1250 мобильных ПЗРК. Еще 60 танков М48А5 и 63 БТР (60 LVTP-7 и 3 AAVP-7) числилось в двух дивизиях и одной бригаде южнокорейской морской пехоты.

Армейская авиация Южной Кореи имела 424 вертолета (из них 117 боевых). В ВВС Южной Кореи имелось семь истребительно-бомбардировочных и истребительных эскадрилий (по другим данным, авиакрыльев), а также разведывательные, учебно-боевые и поисково-спасательные подразделения, в которых насчитывалось 538 боевых самолетов. При этом в последующее десятилетие ВВС Южной Кореи постоянно модернизировались.

В ВМС Южной Кореи имелось девять подводных лодок, одиннадцать сверхмалых ПЛ, шесть эсминцев УРО, девять фрегатов УРО, 28 корветов, пять ракетных катеров, 83 противолодочных катера, 14 тральщиков, один минный заградитель, одиннадцать танкодесантных кораблей, более 20 десантных катеров, три танкера, транспорт и спасательное судно. В морской авиации числилось 21 самолет и 56 вертолетов. Еще не менее 81 патрульный и противолодочный катер были в составе морской полиции Южной Кореи.

Таким образом, к началу XXI в. КНДР имела незначительное количественное превосходство над Южной Кореей по численности вооруженных сил (если же учитывать при подсчете полицию и прочие «военизированные формирования», превосходство будет за «южанами») и по наиболее простым видам вооружения (танки и артиллерия). Однако на стороне Южной Кореи – впечатляющее качественное превосходство по всем видам вооружения (особенно по авиации, управляемым боеприпасам, средствам связи и РЭБ). Кроме того, Республика Корея имеет более современные и мощные ВМС и сильную группировку морской пехоты (в Северной Корее морская пехота вообще отсутствует). Высказывается мнение, что южнокорейские ВМС и морская пехота создавались и развивались не столько для действий против КНДР, сколько для совместных с США и Японией мер по противодействию возможным «проискам» армии и флота КНР в отношении Тайваня и спорных островов в Южно-Китайском море (различные договоры о «совместной обороне» были подписаны этими странами еще в 1950-е гг.).

При этом продолжаются разговоры о «агрессивной, милитаристской» политике КНДР. Слов нет, ракетная и атомная программы Северной Кореи вызывают определенные опасения, хотя пока даже самые дальнобойные баллистические ракеты КНДР «Нодон» и «Тэподон» способны поражать разве что Японию. Гуам и Гавайские острова, т.е. непосредственно территории США, они не угрожают. Однако и Южная Корея отнюдь не является «голубем мира».

В парламенте Республики Корея с 1950-х гг. действует так называемый «Комитет по делам оккупированных территорий», в рамках которого в Сеуле функционируют «правительства в изгнании» и губернаторы всех городов и провинций, входящих в состав КНДР, включая Пхеньян. А на всех совместных американо-южнокорейских учениях неизменно отрабатывается один и тот же сценарий возможного возобновления боевых действий против «соседей» – массированный «превентивный» удар по Северной Корее с применением стратегической авиации и крылатых ракет по основным военным и промышленным объектам, за которым следует высадка крупных морских десантов на побережье северной части Корейского полуострова как со стороны Желтого, так и Японского морей. Именно эти планы и память об Инчхонском десанте 1950 г. заставляют командование КНА развивать в первую очередь именно береговую оборону, а не флот с морской пехотой.

И если приведенные выше цифры соотношения сил и изменялись за последнее десятилетие, то явно не в пользу Корейской народной армии, технический парк которой ветшал и сокращался, а вооружение южнокорейцев наоборот пополнялись и модернизировались, в том числе и за счет поставок из России. Так, в первой половине 1990-х гг. Южная Корея получила 80 основных боевых танков Т-80У и 40 БМП-3. Эта техника была поставлена в счет погашения валютного кредита, взятого еще М.С. Горбачевым в конце 1980-х гг. Большого смысла в принятии на вооружение современных российских танков и БМП у армии Южной Кореи, похоже, не было, но в данном случае «южане» явно действовали в интересах США: американцам требовались последние образцы вооружения потенциального противника для изучения и проведения комплексных учений. В зарубежных источниках отмечают, что американцы смогли получить по 2-3 образца Т-80У и БМП-3 [1].

Хотя количество Т-80У в армии Южной Кореи было невелико, военным КНДР стоило серьезно задуматься, поскольку эти танки значительно превосходили по всем параметрам ан-тологичные северокорейские боевые машины. О любых поставках военной техники из России после 1991 г. пришлось забыть. Встречаются упоминания о том, что некоторое количество БТТ северокорейцы сумели в 1990-е гг. приобрести в образовавшихся после распада СССР странах СНГ (называют, в частности, Казахстан, Узбекистан, Туркмению и Киргизию), но говорят в основном о взятых с баз хранения танках Т-55 и Т-62. Заявления отдельных западных экспертов о поступлении в КНДР единичных образцов танков Т-72 и даже Т-80 (для возможного копирования ряда агрегатов и узлов) также не получили подтверждения. Хотя факт покупки северокорейцами отдельных «семьдесятдвоек» не является таким уж невероятным, учитывая распространенность машин этого типа в мире. Не приобретались за рубежом и другие виды БТТ.

Только после 2010 г. на парадах в Пхеньяне показали полтора десятка БТР-80А, закупленных в России (обычно указывают, что было приобретено «не менее 20» таких бронетранспортеров), да и то, похоже, в основном с целью копирования: почти одновременно с ними на парадах стали демонстрироваться различные варианты аналогичных машин М-2010 собственного производства, внешне выглядящие как плохо «нарисованные» БТР-70/80.

Поскольку советские САУ 2С1 «Гвоздика», 2СЗ «Акация» или подобные им китайские «Тип 83» в КНДР никогда не поставлялись, при разработке аналогичных машин северокорейцам пришлось идти своим путем. Так или иначе, практически все производимые на заводах КНДР САУ – это открытые сверху легкобронированные машины с задним расположением артсистемы. При этом используются шасси и агрегаты танков «Тип 59», «Тип 62», БТР «323» и любые орудия калибром от 100 до 170-мм.

Типы северокорейских САУ определяют за рубежом, как правило, по году первого публичного показа той или иной установки и ее калибру. Количество производимых в Северной Корее самоходных установок неизвестно, но судя по парадам в Пхеньяне и репортажам местного телевидения с различных учений, вполне может быть выпущено до сотни машин каждого известного на данный момент типа.

По опубликованной информации, 170-мм САУ установки «Коксан» (на базе танков «Тип 59») в конце 1980-х гг. даже поставлялись на экспорт в Иран и участвовали в боях на завершающей стадии ирано-иракской войны. Дальнобойность этих САУ якобы превышала таковую как у иранских М109 американского производства, так и у советских «Гвоздик» и «Акаций» армии Ирака. Считается, что в 1988 г. несколько иранских «Коксанов» были захвачены иракской армией в ходе боев на полуострове Фао, а затем использовались уже против бывших хозяев. Отдельные машины этого типа были в войсках С. Хусейна и в 1991 г., во время вторжения в Кувейт. Эксперты, которые осмотрели несколько захваченных в Ираке таких северокорейских САУ, констатировали, что они характеризуются ненадежной работой двигателей и ходовой части, перегруженностью шасси, низким качеством и ресурсом стволов артсистем и кустарным уровнем изготовления ряда узлов и агрегатов.

Отсутствие современных ЗСУ и мобильных ЗРК советского/российского производства (за исключением небольших партий ЗСУ-57-2 и «Стрела-10» на шасси МТ-ЛБ) заставляет северокорейцев выпускать подобные системы самостоятельно. Правда, их общее количество относительно невелико, а боевая эффективность (особенно это касается средств обнаружения воздушных целей) осталась на уровне 1950-1960-х гг., что сейчас уже совершенно неприемлемо.

Недостаток современных средств ПВО в КНА стремятся восполнить за счет производства буксируемых артсистем, а также насыщения войск большим количеством ПЗРК (производимые в КНДР копии «Стрел» и «Игл»), зенитных пулеметов и малокалиберных зенитных установок. Так, северокорейцы с 1980-х гг. устанавливают на все свои танки 14,5-мм зенитные пулеметы. Насколько эти меры будут оправданы в случае возобновления боевых действий, неизвестно.

Что касается производства танков, то, учитывая большое количество морально устаревших танков [2], северокорейцы решили скопировать самый современный из находящихся у них на вооружении образцов – средний Т-62. Правда, специалисты до сих пор гадают, насколько отличается от оригинала в худшую сторону воспроизведенная в КНДР 115-мм пушка У-5ТС и какую номенклатуру боеприпасов для нее выпускают в Северной Корее. Качество прицелов и оптики местного производства традиционно характеризуется как 

«крайне низкое».

Так или иначе, количество произведенных с конца 1980-х гг. в КНДР Т-62 было невелико и вряд ли превышало 150-200 экз.

В КНДР этот танк получил название «Чхонма» [3], или «Чхонма-хо». Последующие варианты отличались в основном частными усовершенствованиями, связанными с вооружением и защитой, но в целом представляли собой все ту же базовую конструкцию.

В начале 1990-х гг. промышленность КНДР представила еще более радикально модернизированный «Чхонма-хо». Можно предположить, что этот вариант в основном соответствовал советскому Т-62М. Новый танк получил бортовые экраны, комбинированную броню лобовой части корпуса и башни и ящики ЗИП на башне, также игравшие роль дополнительной защиты. Основное оружие не изменилось. Точно неизвестно, производилась ли эта модификация «с нуля», или же таким образом после капремонта переоборудовали уже имевшиеся машины, в том числе советского производства. Количество данных танков на вооружении Корейской народной армии оценивается в 100-150 ед. Интересно, что образцы, показанные в разные годы, отличались между собой отдельными деталями.

Однако даже радикально усовершенствованный вариант базового Т-62 стал лишь полумерой, и с 2002 г. в КНДР начали разработку нового танка, известного на Западе как М-2002, или «Покпхун» («Шторм»), По утверждениям ряда источников, северокорейцы предприняли попытку скопировать советский Т-72 и хоть как-то «подтянуть» свое очень среднее танкостроение к мировому уровню. Но в условиях жесточайшего экономического кризиса и международной блокады, в которой находилась страна, разработка шла медленными темпами. Характерной чертой новой машины стало применение шестикатковой ходовой части, однако, судя по всему, на первых вариантах были установлены башни по типу последних вариантов «Чхонма-хо» и, возможно, применена аналогичная комбинированная броневая защита корпуса.

В 2010 г. новому вождю КНДР Ким Чен Ыну во время посещения 105-й гвардейской Сеульской танковой дивизии продемонстрировали очередной вариант М-2002, который известен в литературе как «Сонгун» («Оружие революции» – термин из арсенала местного молодежного коммунистического движения). Внешне он более всего напоминает китайский «Тип 85» – на удлиненном шестикатковом шасси в несколько увеличенной по высоте башне (увеличен ли диаметр погона, неизвестно) устанавливается все та же 115-мм пушка. Продемонстрирован вариант этого танка с установленными в лобовой части башни блоками динамической защиты.

Но даже сегодня о последних северокорейских танках сведений немного. Поэтому привести точные данные о всех существующих вариантах этих машин и их вооружении, броневой защите и силовых установках довольно затруднительно. Но если северокорейцы действительно ставили перед собой задачу копирования Т-72, то они с ней явно не справились, поскольку ни 125-мм пушки, ни нового двигателя даже самые современные образцы боевых машин так и не получили. Их производство идет явно замедленными темпами. Количество состоящих на вооружении машин оценивается, от силы, в сотню штук (на парадах в Пхеньяне никогда не демонстрировалось более 40 танков М-2002).

Корейский полуостров до сих пор считается одной из наиболее «горячих» точек планеты с учетом возможного развязывания масштабной войны. В Вашингтоне и Сеуле полагают, что в случае возобновления боевых действий Пхеньян, в конечном итоге, потерпит военное поражение, но только после того, как весь юг Кореи превратится в руины, а Япония, на которую КНДР неизбежно обрушит ракетные удары, понесет весьма серьезные потери.

Американские военные эксперты полагают, что сдержать масштабное наступление Корейской народной армии на юг будет невозможно, даже при условии, что запаса ГСМ всех видов – у северокорейцев (по данным на конец 1990-х гг.) хватит от силы на 9-12 суток боевых действий, все автодороги Южной Кореи будут наглухо забиты частным автотранспортом, а армия Южной Кореи и 8-я американская армия имеют огромное количество современных противотанковых средств, включая боевые вертолеты. Высказывается мнение, что даже применение американцами тактического ядерного оружия в данном случае не гарантирует легкой победы.

Пока же можно констатировать, что боевые действия в Корее могут быть возобновлены, например, в тот момент, когда в КНДР испытают баллистическую ракету, способную поразить цели на тихоокеанском побережье США или создадут ядерную боеголовку, пригодную к установке на ракеты местного производства (не исключено, что эти два фактора могут совпасть). Но до этого, судя по всему, еще очень далеко. Пока руководство КНДР не склонно смягчать свои позиции на международной арене.

С одной стороны, в последнее десятилетие в КНДР наблюдалось некое подобие экономических реформ, когда, например, местному партийному руководству разрешили открывать совместные с Южной Кореей и КНР производства, а страна стала более доступной для иностранных туристов. С другой стороны, жизнь большей части населения практически не улучшилась, а жесткая военная риторика руководства страны остается, в целом, неизменной. Поэтому прогнозировать, как будут развиваться события на Корейском полуострове, довольно сложно.

Использованы фото из архива автора и из общедоступной сети Интернет.

---

• [1] По некоторым донным, в 2015 г. руководство РФ приняло решение выкупить обратно у Южной Кореи или обменять по бартерной схеме все Т-80У и БМП-3, и в Сеуле это предложение приняли.
• [2] Например, Т-54-85 до сих пор используются в КНДР как мобильные и неподвижные огневые точки в укрепрайонох, для «обозначения противника» на учениях и для подготовки резервистов частей местного так называемого «Рабоче-крестьянского красного ополчения», оно же – «Нерегулярные вооруженные силы трудовой партии Кореи».
• [3] В КНДР с конца 1950-х гг. существует ток называемое «Движение Чхолимма», или «Движение трех революций» технической, технологической и культурной, практически полный аналог стахановского движения времен СССР. Эмблемой движения является летящий конь, которого оседлали рабочий-сталевар и колхозница;«Чхонма» – тот самый «крылатый конь трех революций».